Она иллюстрирует ту часть рассказа «Обманная весна» из «Праздника…», где Эрнест и Хедли, пройдя вечером по саду Тюильри и под Аркой Карусель, наблюдают с моста Карусель панораму Парижа и нежно вспоминают Чинка, их прогулки втроем по высокогорным лугам и через Сен-Бернар в Италию, глицинию и цветущие каштаны, вечерние литературные споры в шале, ловлю форели... Хедли вспоминает то, что ей особенно дорого: «Мы все трое спорили обо всем на свете… Когда вы с Чинком говорили, я не оставалась в стороне. Не то что у мисс Стайн, где я всего лишь жена».
читать дальше
То ли воспоминания о голубой форели, которую умеют готовить не во всех швейцарских ресторанах, а лишь хозяйки некоторых горных шале – её они варят с добавлением соуса из винного уксуса, лаврового листа и красного перца; при этом им удаётся сохранить не только аромат форели, но и нежно-розовый цвет её мяса, хотя форель снаружи и становится голубой; подают truite au bleau с растопленным сливочным маслом и сионским вином – из мест вокруг городка Сьон (Sion), – см. карту в предыдущем посте… Да… Так вот, то ли эта аппетитная голубая форель, то ли длительная прогулка вызвали у Эрнеста острое ощущение голода, и они с Хедли пошли ужинать в ресторан «У Мишо» (“Michaud`s”) на углу улицы Святых Отцов (Rue des Saints-Pères) и улицы Жакоб (Rue Jacob). Их маршрут на карте обозначен красными стрелками. Он заканчивается на перекрёстке у дома 29 Rue des Saintes-Pères, где раньше находился ресторан “Michaud`s” (позднее он назывался Brasserie “l’Escorailles”, а теперь там расположен “Le Comptoir des Saintes Peres”).
Поужинав у Мишо, Хем обнаружил, что «то, что мы чувствовали там, на мосту», «чувство, которое на мосту мы приняли за голод, не исчезло и жило в нас»… И не давало уснуть Эрнесту. Отчего он мучался? Что за думу думал? И что это было за чувство? Прямо ведь не скажет! «Всё, что хорошо знаешь, можно опустить». А читателю – догадываться! Этот рассказ – пример изобретённого Хемингуэем литературного приёма.
Когда, как Хем, подолгу работаешь в кафе «на одном café-crème», гастрит легко зарабатывается. В стрессовых ситуациях он о себе напомнит, и боль принимаешь за голод (студентам в сессию это знакомо). Возможно, стресс, «чувство», возникшее на мосту и позже не дававшее уснуть Хемингуэю, было вызвано тяжёлыми раздумьями о будущем. (Хедли на мосту сказала, что они «везучие», Эрнест же отвечает ей на это уже у ресторана, осознавая, что говорит и думает невпопад – его голова занята не только мыслями о Чинке, но ещё чем-то).
Можно предположить, что описанное в рассказе относится к весне 1923 года. Тогда легко декодировать название рассказа – «Обманная весна» (“False Spring”). Эта весна обманула надежды Хемингуэя на успешное развитие его литературного дебюта. В январе 1923 года журнал «Поэтри» опубликовал шесть стихотворений, в марте журнал «Литл ревью» печатает шесть его прозаических миниатюр, в июле в Париже, в издательстве Р. Мак-Элмона должна выйти первая книга – «Три рассказа и десять стихотворений». Эрнест радовался, что можно хоть какое-то время не писать для газеты, а заниматься собственным творчеством… И в этот успешный дебют вмешались заботы семейные. Нужно было увозить Хедли в Торонто рожать Бамби, чтобы ребёнок получил канадское или американское гражданство.
Из журнала «Иностранная литература» 1999, №7, Джеймс Р. Меллоу, «Зачарованный круг, или Гертруда Стайн и компания»:
«…однажды он пришел к Гертруде за утешением. Он появился на улице Флерюс один… В тот день Хемингуэй вел себя странно. “Он пришел рано, около десяти утра, – писала Гертруда в “Автобиографии”, – и остался. Остался на обед, просидел весь вечер, остался на ужин, и вдруг около десяти вечера внезапно объявил, что его жена беременна, и после добавил с горечью: “А я еще слишком молод, чтоб быть отцом”. Мы утешили его как смогли и отправили восвояси». (magazines.russ.ru/inostran/1999/7/mellow.html )
Известно, что сюжеты рассказов Хемингуэя переплелись с фактами его биографии. Что переживал Хемингуэй той обманной весной 1923 года, угадывается в рассказе «Кросс по снегу». В нём, очевидно, Ник – это Эрнест, Джордж – Чинк, а Эллен – Хедли. Курсивом я выделил то, что говорит о состоянии Хемингуэя в то время:
«— Что, Эллен ждет ребенка? – спросил Джордж…
— Да.
— Скоро?
— В конце лета.
— Ты рад?
— Да. Теперь рад.
— Вы вернетесь в Штаты?
— Очевидно.
— Тебе хочется?
— Нет.
— А Эллен?
— Тоже нет.
…
— А что, Ник, если нам с тобой никогда больше не придется вместе ходить на лыжах? – сказал Джордж.
— Этого быть не может, – сказал Ник. – Тогда не стоит жить на свете.
…
Они открыли дверь и вышли… Обратный путь еще можно проделать вместе.»
Хемингуэю не хотелось покидать Париж, расставаться с Чинком и средой, в которой ему хорошо писалось. В августе 1923 года Эрнест и Хедли отплыли в Канаду. Хем думал, что уезжает по крайней мере на два года. Но как только сыну исполнилось три месяца, он засобирался в Париж обратно. 8 февраля 1924 года он поселился на 113 Rue Notre-Dame-des-Champs. Начался новый парижский период жизни Хемингуэя.
* * * * *
В рассказе «Обманная весна» Хемингуэй допустил ошибку, о которой я здесь уже писал (см. пост #1). Хочу хоть и с опозданием проиллюстрировать тот пост фотографиями двух арок, о которых говорят Эрнест и Хедли:
«— Ты и в самом деле думаешь, что все три арки расположены на одной прямой? Эти две и Сермионская арка в Милане?..
— Я помню Сермионскую арку. Она похожа на эту».
«Эти две» – это Триумфальная арка и арка Карусель в Париже. А «Сермионская арка» – это арка Мира в миланском парке Семпионе. Ну, Триумфальную арку все помнят. А вот – арка Карусель:
(фото – из буклета Джованны Маджи «Весь Париж» из серии «Золотая книга»)
А это – арка Мира в парке Семпионе, которую Хем ошибочно называет Сермионской:
(адрес фото: www.holidaym.ru/italy/milan/milan_5_b.jpg )
Арки действительно похожи, только на Семпионской арке лошадей в два раза больше. Её проём действительно ориентирован по оси «Париж – Милан».
Мне кажется, Эрнест вспомнил об этих трёх арках, соединённых одной осью, – как о символе их тройственного дружеского союза: Эрнеста, Хедли и Чинка.
У Хемингуэя найдётся не только географическая, но и биологическая ошибка – в повести «Старик и море» Хем дважды говорит о костях акул, но у акул и череп, и позвоночник, и ребра – всё из хрящей… (это не я умничаю, это я в пионерском журнале «Костёр» узнал: www.kostyor.ru/7-03/kopilka7-03.php, а также на сайте: literus.narod.ru/Sciencerus/S...ja/Sharks1.htm). Что взять с Нобелевского лауреата, который «университетов не кончал»! Ни еоргаф тебе, ни биолух… Правда, акулу он видел глазами простого рыбака Сантьяго, а не ихтиолога, так что простительно.
* * *
«— А помнишь, как цвели конские каштаны и я старался вспомнить историю про глицинию, которую мне рассказал, кажется, Джим Гэмбл, и никак не мог?..
…
— Жаль, что я не могу вспомнить эту историю про глицинию.»
Любопытно, о чём же та навязчивая история? Может, о том, что лиана глициния (wisteria), названная в честь американского анатома Каспара Вистара, растет в Японии, закручиваясь по часовой стрелке, а в Китае – против?
В мягком климате Европы глициния может разрастаться до очень больших размеров. Вот какую лиану я увидел на одном из домов в Мюнхене:
Ствол (стебель?) глицинии может быть толстым, как у дерева:
А капитан Джим Гэмбл (1882-1958) – это друг Хемингуэя с Первой мировой войны. Он служил инспектором полевых кухонь Американского Красного Креста на Северо-Восточном фронте в Италии. Они подружились в августе 1918 года, когда раненный Хем восстанавливал здоровье в госпитале.
Рассказчик Camillo