понедельник, 20 апреля 2009
В связи с любительской праздникологией (кто не знает – это ветвь дилетантского хемингуэеведения, связанная с книгой «Праздник, который всегда с тобой»; по-английски – feastology)… Так вот, в связи с этой околонаукой, имею сообщить: дурили нас, ребята, не только переводчики, но и сам Папа (может быть, с подачи жены Мэри).
Помните, в рассказе «На выучке у голода» у Хэдли на Лионском вокзале Парижа украли чемодан со всеми рукописями Хемингуэя? Помните: «… всё написанное мною было украдено у Хэдли на Лионском вокзале вместе с чемоданом, в котором она везла все мои рукописи … Она уложила в папки оригиналы и машинописные экземпляры со всеми копиями»… «Это было скверное время, я был убежден, что никогда больше не смогу писать…»… «Я думал, что такую боль может вызвать только смерть или какое-то невыносимое страдание, пока не увидел Хэдли, когда она рассказывала мне о пропаже всех моих рукописей. Сначала она только плакала и не решалась сказать. Я убеждал её, что как бы ни было печально случившееся, оно не может быть таким уж страшным, и, что бы это ни было, не надо расстраиваться, всё уладится. Потом наконец она рассказала мне. Я не мог поверить, что она захватила и вторые экземпляры…». Хем «сел на поезд и сразу уехал в Париж… То, что сказала Хэдли, оказалось правдой, и я хорошо помню, что я делал в ту ночь, когда вошёл в нашу квартиру и убедился в этом».
читать дальше
Мы-то все, читая «Праздник…», сожалели о пропаже на Лионском вокзале, переживали, печалились… А история эта, оказывается, закончилась вполне благополучно – все те рукописи вернулись к Хему! Но Папа зажал от нас счастливый конец! Не сказал об этом в книге!! Вы спросите, почему?! И подумаете, наверное, что Хем опустил happy end в своей писательской манере «опускать всё, о чём читатель и сам догадается». Я вам больше скажу: оказывается, сам «Праздник…» состоит из тех украденных материалов! Ну, вы сейчас пошлёте меня по популярному адресу. Не спешу идти. Давайте почитаем свидетельства. Как говорится, «как выяснилось при составлении протокола…»…
О том, что в парижском отеле «Ритц» в ноябре 1956 года нашлись чемоданы Хемингуэя, набитые его бумагами, я впервые прочитал у Бориса Грибанова («Эрнест Хемингуэй». М., «Молодая гвардия»,1971). И о том, что эта находка сподвигла Хема сесть за воспоминания о своей парижской молодости, тоже прочитал у него. Хемингуэй трудился над воспоминаниями осень 1957 и весну 1958 года. Получился «Праздник…», но в нём никак не упоминается находка в «Ритце». Соответственно, о том, что найденные записки послужили основой «Праздника…», тоже ничего нет. Естественно, у меня не возникло никаких мыслей, что найденные в «Ритце» чемоданы как-то связаны с пропажей на Лионском вокзале.
На днях, в связи с вопросом форумчанина Danker`а просматриваю уже упоминавшуюся здесь книгу Ю.Н. Папорова «Хемингуэй на Кубе» и – ЧЕМОДАНЫ НЕ ГОРЯТ, РЕБЯТА!! Но – по порядку: «По приезде в Париж, в середине ноября (1956 года – Camilio), Хемингуэя ждал приятный сюрприз. Получив ключи, как обычно, от 56-го номера «люкс» отеля «Ритц», Хемингуэй распорядился поднять его объемистый багаж из «ланчии» в номер. Швейцары закончили работу, были щедро вознаграждены, но не уходили. Наконец один из них, который побойчее, выступил вперёд и от имени нового метрдотеля заявил, что администрация гостиницы не намерена дольше хранить в подвалах сундуки, принадлежащие писателю и пролежавшие в кладовых более тридцати лет. В противном случае мэтр обещал распорядиться отправить сундуки на парижскую свалку, где сжигают старье».
Юрий Папоров со слов врача Хемингуэя Хосе Луиса Эрреры сделал запись (ниже я выделил большими буквами то, что мне показалось важным – Camilio): Хемингуэй радовался находке в отеле «Ритц» и говорил: «Я считал эти рукописи утраченными и вдруг … – такой клад! ХЕДЛИ ПОТЕРЯЛА ИХ ВО ВРЕМЯ НАШЕГО ПЕРЕЕЗДА В ИТАЛИЮ…». Это слова самого Хемингуэя!
Папоров вспоминает далее: «Роберто Эррера (секретарь и фотограф Хемингуэя на Кубе – Camilio) рассказывал:
— Работая над книгой, Папа брал старые листы – я помогал ему их разбирать – и редактировал, а затем перепечатывал. Получился «Праздник, который всегда с тобой».
На мой вопрос – как Роберто объясняет в таком случае, что писатель в новелле «На выучке у голода» говорит о пропаже на Лионском вокзале? – Роберто ответил:
— Так было надо! Чтоб ни у кого не появилось сомнения, что книга новая, что она недавно написана. В противном случае издатели и читатели отнеслись бы к ней с меньшим интересом. Это психологический момент.
— Похоже ли это на Хемингуэя, Роберто? – заметил я.
Роберто развел руками:
— В те годы он уже очень прислушивался к мнению мисс Мэри…
Вот как! Мисс Мэри, по утверждению многих, кто её знал на Кубе, была “muy inteligente” (пояснение Ю.Папорова: «умный, смышленый (исп.). Так на Кубе говорят в разных случаях: и когда человек «очень умный», и когда «очень хитрый»), обладала умом куда более проницательным, практичным и «заземленным», чем ее супруг. Но, рассуждая о баулах с рукописями, и в самом деле просто невозможно допустить, чтобы Хемингуэй, обладавший превосходной (иные считают – феноменальной) памятью, мог забыть об оставленных им манускриптах и относиться к их существованию столько лет с «нехемингуэевским», да и просто «неписательским» безразличием. А вот что баулы по какой-то причине не были погружены в поезд, на котором Хедли отправлялась в ноябре 1922 года в Лозанну, а затем доставлены обратно в отель, где проживал их владелец, – допустить легко».
Рукописи, оказывается, нашлись! То есть, чемоданы, украденные у Хэдли, и те, что нашлись в «Ритце» – одни и те же!! И ХЕМ В «ПРАЗДНИКЕ…» ОБ ЭТОМ НИКАК НЕ ОГОВАРИВАЕТСЯ! Оказывается, «так было надо, чтоб ни у кого не появилось сомнения, что книга новая и что она недавно написана, так как в противном случае издатели и читатели отнеслись бы к ней с меньшим интересом»!
В книге Папорова есть выдержки из воспоминаний Мэри Хемингуэй, опубликованных в 1964 году, о том, чтó они увидели в найденных баулах: «Швейцары открыли заржавевшие замки, и Эрнест увидел пачки машинописных страниц, исписанные тетради в синих и желтых переплетах, старые вырезки из газет, никудышные акварели, нарисованные друзьями, несколько пожелтевших книг, истлевший джемпер и очень поношенные сандалии. Эрнест не видел эти вещи с 1927 года, когда он упаковал их в баулы и оставил в отеле перед отъездом в Ки-Уэст». Тут важна последняя фраза: «ЭРНЕСТ НЕ ВИДЕЛ ЭТИ ВЕЩИ С 1927 ГОДА». То есть, по словам Мэри, это не те вещи, которые украли у Хедли в 1922-ом, а те, что были забыты в 1927 году, и которые ехали не в Лозанну, а в Ки-Уэст, во Флориду. Вот где собака зарыта! Нужна была версия: «Хедли потеряла рукописи, но те документы так и не нашлись; найденные же в «Ритце» рукописи относятся к более позднему времени» – вот основная идея заявления Мэри. Для чего? Дело в том, что в «Празднике…» большая часть книги – рассказы о том, что предшествовало апрелю 1922 году. Последующие же события – Скотт Фицджеральд и упоминание первого варианта «И восходит солнце» дописаны потом. И нужно было создать видимость, что рассказы написаны ВНОВЬ, что истории ЗАНОВО ВСПОМНЕНЫ, а не использованы старые рассказы, то есть, что «Праздник…» – КНИГА НОВАЯ. Тогда её можно выгоднее продать! Поэтому в старые записки, то есть в книгу, и вставлен эпизод с кражей всех рукописей, причём, с оговоркой, что украдены были и копии (если б копии остались, ими же можно воспользоваться!). Чтобы ни у кого, кто узнал о находке в «Ритце», не возникло мысли, что книга написана по старым материалам. Поэтому-то в книге и не описан эпизод с находкой в отеле «Ритц». И тем более, не сказано, что рукописи вернулись!
Кто знает, может быть, Мэри в своём интервью указала, что Хем не видел эти вещи с 1927 года и потому, что 1927 – это год, когда Хемингуэй развёлся с Хедли, и легче создать впечатление, что Хем собрал шмотки, переехал в отель, а потом и забыл их там.
В своих воспоминаниях Серго Микоян упоминает фразу, услышанную от Мэри в Нью-Йорке в 1964 году, уже после гибели Хема, что она в «Праздник…» «внесла небольшие редакционные поправки, которые, я знаю, Эрнест хотел бы, чтобы были сделаны». Любопытно было бы узнать, какие же это были поправки… Может, те, что мы сейчас обсуждаем?
Согласно Юрию Папорову, знаток творчества Хемингуэя А. Старцев утверждал, что «по изяществу и прозрачности письма многие страницы «Праздника…» принадлежат к лучшим образцам прозы Хемингуэя … и отличаются по стилю от всего, что было создано писателем за последние двадцать лет его жизни». Это явный намёк на то, что «Праздник…» – это старые парижские записки Хемингуэя, а не «новая книга».
* * * * * * *
Ну вот, рукописи найдены. А мы-то переживали… Ну, и плут этот Хемингуэй! Вот это «беллетристика»! А может, всё-таки это Мэри подкорректировала книгу? – книга-то вышла уже после смерти Хема…
* * * * * * *
Юрий Папоров пишет, как врач Хосе Луис Эррера вспоминал и другое: «Эрнесто радовался тому, что привез из Парижа (на Кубу, то есть, радовался найденным рукописям – Camilio), но только садился за стол – понимал, что как картина перед сдачей, так и его давние рукописи требовали завершающих мастерских мазков. Получалось с трудом…». Однажды Хемингуэй усадил врача «И С ВОЗБУЖДЕНИЕМ И МОЛЬБОЙ В ГЛАЗАХ попросил послушать, – Хосе Луис указал Ю. Папорову эти места в книге (Папоров цитирует ниже их по русскому изданию «Праздника…»).
— Эрнесто прочёл: «Но мы выиграли большие деньги, большие деньги для нас, и теперь у нас была весна и ещё деньги. И я подумал, что ничего другого нам не нужно». «Мы с Хедли увлекались лыжами… у неё были очень красивые, удивительно сильные ноги, и она прекрасно владела лыжами…». «Когда поезд замедлил ход у штабеля бревен на станции и я снова увидел свою жену у самых путей, я подумал, что лучше умру, чем буду любить кого-то другого, кроме неё». «Я ЛЮБИЛ ТОЛЬКО ЕЁ И НИКОГО БОЛЬШЕ…».
— Эрнесто показал мне, – вспоминал врач Эррера, – ещё куски, связанные с Хедли, но в изданной книге я их не нашёл (Camilio: в голову опять лезет: «А может, это Мэри так подкорректировала книгу?»). Тогда мне показалось, что всё это – он дописал к привезённому из Парижа материалу».
Ю.Папоров спросил Эрреру: «А не кажется ли тебе, Хосе Луис, что любовь Хемингуэя к Хедли… – эта его любовь была самой глубокой, единственной любовью, к которой всё остальное он уже примерял, ничего подобного не находил и никому в этом не признавался?». Тот ответил: «Похоже. Помню, когда он закончил читать, я высморкался. Эрнесто был до слёз мне благодарен! … Он принял это за мою чувствительность. Прочёл ещё раз: «… Я ПОДУМАЛ, ЧТО ЛУЧШЕ УМРУ, ЧЕМ БУДУ ЛЮБИТЬ КОГО-ТО ДРУГОГО, КРОМЕ НЕЁ» – и сказал: «Да, так оно быть должно! Но в нашем мире – уже невозможно!».
* * * * * * *
Да, «Праздник, который всегда с тобой» – это книга не только о труде писателя, голоде и Париже, но и о любви к Хедли. И может быть, в первую очередь, праздник – это всё-таки не Париж, как считается, а образ Хедли в парижский период жизни Хема, – её Хемингуэй вспоминал всю жизнь и казнился, что предал. И воспоминания о жизни с Хедли были всегда с Эрнестом…За рассказ спасибо
Camilio
@темы:
Париж Хемингуэя и не только